19/08/2024
ФОТОГРАФИИ 185 лет !
В текущем 2024 году исполняется 185 лет фотографии.
И что примечательно, сие великолепное изобретение и достояние празднуем весь год!
Начинаем 7 января, когда в 1839 года физиком Франсуа Араго по итогам успешных опытов Дагерра был произведен доклад в Палате депутатов, 31 января сделал доклад о своих успешных опытах Уильям Генри Фокс Тальбот, затем 30 июля 1839 года химиком
Гей-Люссаком в Палате пэров и наконец, пожалуй, главная дата – 19 АВГУСТА 1839 года,
опять же Араго сделал подробный доклад о сущности дагерротипии,
которая (и по сути вся фотография) после этого стала общенародным достоянием.
УРА, товарищи!
185 лет
ФОТОГРАФИИ
"Сознаюсь, что если меня еще подбадри­вает что-либо, то это честь открытия, которое, несмотря на трудность его эксплуатации, все же будет одним из самых прекрасных завое­ваний века...

Я окрестил мой процесс так: Дагерротип".


Луи Жак Монде Дагерр
Луи Жак Манде Дагерр. Парижский бульвар.1839 г.
В текущем 2024 году отмечается 185-летие изобретения фотографии.

C 7 января. Почему не 7-го, а с 7-го?
Дело в том, что у фотографии даже собственное изобретение уже шло по всем правилам фотографического процесса. Изобретение появлялось постепенно – сначала было нащупано опытами Нисефора Ньепса в 1826 году, потом «проявлено» Луи Жаком Дагерром к 1839 году и в том же году «закреплено» докладами физика Франсуа Араго об успешных опытах и открытии Дагерром фотографического изображения. Но, еще параллельно ряд ученых делали близкие опыты.
Так что, не все так просто, поэтому по порядку...

Более того, появление прототипа современного фотоаппарата – камеры обскура, в практическом применении возникло на века раньше изобретения фотографии. Да, уже в X веке арабский учёный Ибн ал-Хайсам (Альхазен) из Басры пользовался специальными палатками для наблюдений за затмениями Солнца. Зная, как вредно смотреть на солнце невооружённым глазом, он делал маленькое отверстие в пологе палатки и рассматривал изображения солнца на противоположной стенке. Альхазен был первым, кто объяснил принцип действия камеры-обскуры, основываясь на принципе прямолинейности распространения света. Описание принципа работы камеры-обскуры можно встретить и в трудах Леонардо да Винчи (1452-1519).
А в XVI веке появились первые конструктивные системы, подобные современным зеркальным системам фотоаппаратов, включая даже «зуммирующие» объективы! Размеры таких камер, только, были впечатляющи.
Получается, фотоаппарат был явлен миру гораздо раньше изобретения фотографии! Почему?

Потому, как пока не было материалов умеющих запоминать изображение с помощью света. И первыми фотоаппаратами – камерами обскура пользовались предприимчивые художники, перерисовывая на бумагу изображение, нарисованное природным светом, создавая «фотореалистичные» картинки.
Камера-обскура
с зеркалом, 1685 г.
А ученые по-прежнему не оставляли попыток зафиксировать полученное изображение. И зарождение фотографии произошло благодаря упорству нескольких человек, один из которых французский изобретатель Жозеф Нисефор Ньепс.
Ньепс не только создал фотографию в камере-обскуре и изобрел диафрагму для исправления дефектов, прежде всего Ньепс был первым, кому удалось зафиксировать изображение, сделать его постоянным. Свои изображения, полученные с помощью камеры-обскуры, он называл "отражением видимого", чтобы отличать их от его "гравюрных копий".
Продолжил опыты Ньепса другой французский художник, химик и изобретатель – Луи Жак Манде Дагерр, по праву один из создателей фотографии, он сделал всё, чтобы превратить открытие Жозефа Нисефора Ньепса в реально применимую технологию получения фотографии, с использованием химических веществ, которые были неизвестны Ньепсу.
Помогал ему в этом старший брат Нисефора Ньепса – Клод Ньепс.

Клод Феликс Ньепс (Claude Félix Abel Niépce)
Есть еще одна важная фигура в открытии фотографии, которая причастна
к легализации изобретения, это французский ученый физик, астроном
и политический деятель, член французской Академии Наук Франсуа Араго.
Он стал первым, кто объявил о создании фотографии, прочитав доклад
о работах Дагера и Ньепса 7 января 1839 года на заседании Французской академии наук. Он же способствовал покупке изобретения правительством Франции, сделавшей дагеротипию общественным достоянием.
Думаю надо было иметь на тот момент мужество сделать это.

Франсуа Араго(Francois Arago)

Жозеф Нисефор Ньепс и Луи Жак Манде Дагерр сделали самое главное в зарождении фотографии – нашли способ фиксировать изображение с помощью света, но не полное. Справедливо будет отметить и имя англичанина Bильяма Генри Фокса Тальбота, изобретший негатив, с помощью которого стало возможно тиражирование фотоотпечатков, в отличие от единичных дагерротипов. Со своим докладом Bильям Генри Фокс Тальбот выступил
31 января 1839 года перед членами Королевской академии наук в Лондоне.
ОСНОВАТЕЛИ ФОТОГРАФИИ
More products
Материалов по истории фотографии написано очень много
и ознакомиться с биографиями, фактами, технологиями в истории фотографии нет никаких проблем.
Я же предлагаю в День рождения фотографии ознакомиться с достаточно редким материалом, но чрезвычайно важным, рисующего не столько научную, сколько психологическую сторону длитель­ного процесса изобретения фотографии, в особенности взаимоотноше­ния Нисефора Ньепса и Жака Дагерра, вклад которых в изобретение фотографии огромен и неоспорим.
Это их личная переписка - самые значительные письма начиная с первого, датированного 16 сентября 1824 г. и последнее письмо
12 апреля 1839 г., в котором изобретатели уже понимают судьбу своего изобретения. А между ними все, что творилось в умах великих изобретателей, что они переживали и как радовались успехам, узнать кто им мешал, а кто помогал в работе над опытами.
Василий Прудников
РУСС ПРЕСС ФОТО
Гра, 16 сентября 1824 г.
Нисефор Ньепс — Клоду Ньепсу
Гра, 16 сентября 1824 г.
...Ты хорошо сделал, что не прерывал своей работы, потому что время нам стоит очень дорого, и чем скорее мы достигнем цели, тем лучше для нас.
Я с большим удовольствием вижу, что ты, дорогой друг, надеешься, как и я, что мы достигнем нашей цели одновременно. Мы должны быть исполнены самых благоприятных ожиданий, имея в виду твои новые сообщения о разрешении тобой последней трудности, которую тебе предстоит преодолеть и преодо­ление которой не может не принести тебе славу... Тебе остается только изготовить твой аппарат для непрерывного движения, но, судя по тому, что ты нам пишешь, механизм этого движения не будет очень сложен...

Со времени моего последнего письма мне немного мешала плохая погода, но, несмотря на это, я с удовольствием могу, наконец, сооб­щить тебе, что, усовершенствовав свои способы, я добился получения такого снимка, какого я мог желать. Не осмеливался ранее хвас­таться успехом, потому что результаты до сих пор были не вполне удачны. Этот снимок сделан из твоей комнаты со стороны Гра, и я работал при этом с самой большой своей камерой-обскурой и с самым большим камнем. Изображение предметов получается в ней с удивительной ясностью и точностью, вплоть до мельчайших дета­лей, и со всеми тончайшими оттенками. Так как этот отпечаток почти бесцветен, то судить как следует об эффекте можно только, глядя на камень под углом: тогда изображение делается видимым благодаря теням и отражению света. Это производит, дорогой друг, поистине магическое впечатление. Прошло уже несколько дней с тех пор, как опыт закончен, однако я хотел дать камню просохнуть, прежде чем травить его кислотой для гравировки. Но так как я хочу показать снимок г-ну Карбие заранее и так как возможно, что эта операция не удастся, то я предупредил его, и он должен прийти послезавтра. Я не боюсь, чтобы эта любезность с моей стороны выдала мою тайну, да он и не способен ею воспользоваться во зло, а, впрочем, он, как говорится, слона и не приметит.

Я также снял с помощью моих меньших камер-обскур два вида со стороны заднего двора: один на стекле, другой на камне. Первый вид не удался, так как тон оказался слишком слабым; второй вышел очень хорошо, но в конце концов не удался, потому что я начал гравиро­вать его раньше, чем камень высох как следует. Здесь виновато не­внимание с моей стороны, а не несовершенство моего способа, который применялся одинаково во всех трех опытах. Я на всякий случай снял еще один вид со стороны Гра на моем другом большом камне и сделал опять сначала два небольших снимка со стороны заднего двора, на камне и на стекле. Два первых снимка будут готовы в будущую субботу, а снимок на стекле, произведенный позже, – в понедельник вечером.

Таким образом, дорогой друг, у меня будет свободное время, и я заранее буду иметь разные подробности для будущего письма. Пока же ты можешь, начиная с сегодняшнего дня, рассматривать как нечто доказанное и неоспоримое полный успех моего способа в приложении к снимкам как на камне, так и на стекле. В воскре­сенье или в понедельник я рассчитываю произвести травление кис­лотой моего первого снимка Гра, и, если эта операция даст такой результат, на который я могу рассчитывать, я сейчас же займусь вопросом о способе получения отпечатков. Тогда, дорогой друг, нам останется только эксплуатировать эту золотую жилу, и так как нужно ковать железо, пока оно горячо, то ты, без сомнения, согла­сишься со мной, что чем раньше, тем лучше, потому что мы уже давно забыли о наших личных интересах и нам следует несколько больше заняться вещественными благами. Я глубоко благодарен тебе, дорогой друг, и тронут теми ласковыми и слишком лестными словами, которые тебе угодно было высказать мне по поводу моих исследований. Смею надеяться, что на этот раз ты не откажешься разделить со мною те незначительные прибыли, как в смысле славы, так и в смысле денежном, которые смогут последовать в результате этого открытия. Эта идея явилась одновременно у тебя и у меня, мы вместе работали над нею в Кальяри 2, поэтому откры­тие должно быть опубликовано и под моим, и под твоим именем и использовано вместе. Я был бы очень огорчен, если бы это было иначе, так как при этом оно потеряло бы всю свою цену в моих глазах, и я не мог бы тогда и сам согласиться принять твое вели­кодушное предложение, которое ты мне повторяешь столь ласково и любезно...

«Это письмо — одно из важнейших для истории фотографии по числу указаний относительно работы Нисефора Ньепса и его первых решительных успехов...» (Т. П. Кравец).
Гра, 7 августа 1825 г.
Нисефор Ньепс — Клоду Ньепсу
Браво, дорогой друг! Браво! Брависсимо! Твоя взяла!

Судя по твоему милому и замечательному посланию от 28 июля, ты, вне всякого сомнения, наконец добился разрешения знаменитой задачи '. Слава богу! Давно пора, чтобы этот славный успех и бога­тая перспектива, открываемая им, вознаградили тебя за рвение, за все мужество и упорство посреди огорчений, беспокойств и лише­ний, которые пали на твою долю...

Я совершенно не заслуживаю тех слишком любезных слов, кото­рые ты говоришь о моей работе, но прилагаю все усилия, чтобы быть их достойным. То заметное предпочтение, которое ты, кажется, отдаешь применению моего способа на меди, побудило меня к тому, чтобы заниматься исключительно им
в течение трех месяцев, остав­шихся мне для снимков с натуры, и я в самом деле вижу, что нельзя терять ни минуты. В настоящее время я гравирую на меди коня и конюха, ведущего его на поводу, и вид из комнаты, где я работаю. Мне пришлось несколько иначе действовать здесь азотной кислотой и прибавлять к ней такое количество воды, что металл окисляется, но не растворяется. Кислота на него слегка действует, но лак остается совершенно
не затронутым, а это – самое главное. Таким образом, я могу повторять этот процесс, то есть рисовать и гравировать поочередно, пока не получу достаточной глубины для типографской краски. Ты можешь судить поэтому, дорогой друг, что мой способ имеет преимущество, какого лишена обычная гравюра. Требуется больше времени, это верно, но я надеюсь, что буду за это вознагражден, с другой стороны. Как в гравюре с конем, так и в снимке с натуры все происходит именно так, как я себе это представлял. Действие кислоты следует градации тонов, и мало-помалу металл протравляется кислотой, а поле изображения остается нетронутым; прежде бывало, что поле иногда портилось, когда я пользовался более крепкой кислотой. Еще одно заключение относи­тельно снимков с натуры: первоначальный результат дает только общий вид предметов, а самые мелкие детали вырисовываются потом и гравируются постепенно. Вот то, что мне удалось установить, хотя я произвожу еще только вторую операцию. Если не случится непредвиденных трудностей, то я надеюсь благодаря богу оконча­тельно достигнуть цели – гравировки снимков с натуры; это, бес­спорно, наиболее важное применение занимающего меня открытия...
Гра, 7 августа 1825 г.
Нисефор поздравляет брата с окончательным, как тому казалось, решением задачи вечного двигателя. Трудно сказать, насколько искренно его ликование: пожалуй, Нисефор уже начинал понимать, если не принципиальную невозможность, то, во всяком случае, неспособность Клода к решению этой задачи, хотя он и привык всю жизнь считать брата гениальным изобретателем. Возможно, от его внимания не укрылись первые признаки начинающейся психической болезни Клода Ньепса.
Хромолитография Шеро, на которой изображены Луи Жак Манде Дагерр и племянник Жозефа Ньепса Клод-Феликс-Абель Ньепс де Сен-Виктор.
Дата 1851 год.
Chromolithograph depicting Louis Jacques Mande Daguerre and Claude Félix Abel Niépce-1851
Первая в мире фотография. Жозеф Нисефор Ньепс, 1826.
Париж, 3 февраля 1828 г.
Луи Жак Дагерр — Нисефору Ньепсу
...Я с огорчением усматриваю, что Ваши дела отвлекли Вас от Вашего интересного открытия и что Вы были в Англии некоторым образом обескуражены, но утешьтесь, совершенно невозможно, чтобы Вы столкнулись
с подобным отношением здесь. Могу Вас уверить, в особенности если Вы достигнете тех результатов, на которые Вы имеете право рассчитывать, что они не будут встречены здесь с таким равнодушием.

Я сочту за особое удовольствие, если Вы этого пожелаете, указать Вам, каким образом Вы извлечете из своего открытия наибольшую пользу. Не скрою от Вас, что горю желанием увидеть Ваши снимки с натуры. В самом деле, если считать, что мое открытие имеет в своей основе менее понятный принцип,
то Вы в своих результатах ушли далеко вперед. Это должно Вас несомненно ободрить...
Париж, 3 февраля 1828 г.
Париж, 12 октября 1829 г.
Луи Жак Дагерр — Нисефору Ньепсу
...Я Вам изложу совершенно откровенно мои замечания относи­тельно Вашей гравюры. Бесспорно, что сюжет изображения, который Вы получили посредством камеры-обскуры, – самый неблагодар­ный. Впрочем, виды без теней выбрать трудно, ибо тени придают рельефность. Необходимо также, чтобы эти тени были, как и в приро­де, всех оттенков до бесконечности, так как в противном случае по­лучается неясность, что и имеет место в Вашей гравюре. Я различаю на всем ее протяжении всего три-четыре оттенка. Этого недостаточно для изображения любого предмета и для расстояния между плана­ми; дальше есть еще мелкие градации, кстати удавшиеся, но они не смогут быть оттиснуты на бумагу, потому что металл только- только замазан (если можно так выразиться). При таком положении вещей способ не будет иметь никакого художественного успеха. Я утверждаю это только в отношении гравировки, так как самое открытие не перестает быть в высшей степени необычайным. Но если подумать, что самый незначительный ученик может с помощью камеры-обскуры дать рисунок, а затем, наложив несколько теней, получить достаточно точное изображение, совершенно очевидно, что для того чтобы обратить на этот способ внимание, необходима неко­торая степень совершенства; иначе этого не достичь.

Вы знаете, милостивый государь, что я не являюсь сторонником того, чтобы прилагать, как делаете Вы, Ваш способ к гравировке, так как мне кажется, что Вы должны были получить на Вашем пог­лощающем веществе более совершенные результаты; по-видимому, они отчасти разрушаются при действии кислоты, хотя бы и самой слабой. Я полагаю, что главным мотивом, побуждающим Вас к при­менению этого процесса, является трудность отделить иным путем рисунок, получающийся на поглощающем веществе; Вы также зна­ете, что, давая образец Вашей работы, Вы открываете тем самым секрет. Если это так и если Вы имеете намерение практически осу­ществить способ, то существует средство, чтобы извлечь из него боль­шую выгоду, прежде чем он станет известен, независимо от чести, которую доставит Вам открытие; но для этого необходимо дать ему такую степень совершенства, чтобы никто не мог превзойти его в те­чение нескольких лет. Если это Вам угодно, я мог бы быть Вам поле­зным; необходимо также, чтобы камера-обскура была более совершен­ной; мениск, которым Вы пользуетесь, очень мало способствует со­вершенству, так как он крайне слабо устраняет сферическую аберра­цию и совершенно не ослабляет хроматической аберрации. Первым условием при разрешении этой задачи является то, чтобы изменен­ный свет от каждого тела пришел на чувствительное вещество в одинаковом состоянии. Это оказывается не так, если свет проходит через двояковыпуклое стекло или через мениск; он при этом разла­гается, что видно из всех контуров Вашего снимка с натуры. Все они окружены каймой и более резки на переднем плане, чем на заднем, так как здесь угол расхождения лучей больше. Далее, по-видимому, действие у Вас не оставалось неизмененным в течение того времени, которое было необходимо для его фиксирования, так как солнце, по-видимому, передвинулось справа налево. Это делает невозможным снимки с натуры. Самое большое время, которое можно затрачивать на снимок, это — пятнадцать минут, и то при ограниченном выборе сюжета. При том положении, в каком находится в данное время ис­кусство, нельзя останавливаться на полпути, так как малейшее усо­вершенствование, дополняющее какое-нибудь открытие, часто зас­тавляет забыть о его первоначальном авторе.

Если Вы полагаете, что Ваши поглощающие материалы достигли своей высшей степени совершенства, и, если, повторяю, Вы имеете намерение опубликовать Ваше открытие, я Вам укажу способы из­влечь наибольшую выгоду. Это возможно, конечно, в том случае, если действие камеры-обскуры на материал лучше, чем в той плас­тинке, которую я имею перед собою.
Я показал Вашу пластинку г-ну Леметру, как Вы того желали; мне кажется, что он полностью разделяет мои соображения в отноше­нии гравировки...

Простите, милостивый государь, меня за откровенность, но я бы был недоволен сам собой, если бы не был с Вами искренен...
Шалон-на-Соне, 23 октября 1829 г.
Нисефор Ньепс — Луи Жаку Дагерру
...Я Вам очень благодарен за суровую, но справедливую критику, которой Вы подвергли мой опытный снимок с натуры. Искренность, с которой Вы высказываетесь, является самым убедительным до­казательством подлинного интереса к успеху моей работы. Все же я должен Вам указать, что моя пластинка не гравирована, а просто почернена без применения какой бы то ни было кислоты. С помощью этого нового процесса я надеялся получить на накладном серебре все оттенки от черного до белого. Добиться этого результата я не смог по ряду причин, среди которых моя неопытность играла боль­шую роль. Но, если Вы зайдете к Венсену Шевалье, Вы увидите, что этот же способ применен более удачно для копирования гравюр. Полагая, что моя пластинка гравирована, Вы заключаете, милости­вый государь, что причина, мешающая мне давать отпечатки, заклю­чается в боязни выдать мой секрет, так как Вы представляете себе, что промежуточное вещество, составляющее его, попадает на бумагу. Но это совсем не так, потому что на пластинке не остается и следа этого вещества, когда на нее наносится печатная краска.

Критические замечания г. Леметра совершенно сходны с теми, ко­торые Вам было угодно ко мне обратить. Как и Вы, милостивый государь, он приписывает слишком большой продолжительности действия солнечного света несоответствие и неясность, отмеченную Вами. Этот недостаток, признаюсь, очень серьезен, но я не могу его избежать, имея в распоряжении столь несовершенный аппарат, как мой... Несомненно, во всяком случае, то, что мне случалось получать удовлетворительный результат в камере-обскуре в тридцать минут. Из этого я могу заключить, что результат был бы лучше и по­лучился бы скорее с помощью аппарата, который, как, например, Ваш, милостивый государь, отличался бы всем желаемым совершен­ством...

Я очень тронут, милостивый государь, Вашим чрезвычайно любез­ным предложением; бесконечно благодарю и принимаю его с боль­шим удовольствием. Вы, может быть, забыли об устном сообщении, которое я Вам сделал во время нашего пребывания в Париже. В этом случае считаю своим приятным долгом напомнить Вам о нем.

Итак, я предлагаю Вам, милостивый государь, сотрудничать со мной в усовершенствовании моих гелиографических процессов и различных способов их применения; при этом Вы становитесь участником при­былей, на которые можно надеяться в результате усовершенствова­ния процесса. Я буду в восторге в случае Вашего положительного ответа, который предоставит мне Ваше просвещенное содействие и тем самым гарантию успеха, а в общеизвестной искренности Ваших чувств я нахожу то, что внушает мне самое справедливое к Вам доверие.


Так как сейчас еще не время эксплуатировать это открытие, то мое предложение в настоящее время имеет только одну цель, а именно: производство относящихся сюда изысканий и опытов с целью дос­тижения полного успеха. Я хочу думать, что Вы, милостивый государь, охотно посвятите немного времени такого рода работе, очень похожей на Ваши обыденные занятия и не требующей боль­ших издержек. Я очень хотел бы также, чтобы г-н Леметр присое­динился к нам; то чрезвычайно высокое мнение, которое у меня о нем составилось, и те неоднократные предложения помощи своим резцом, которые он мне делал, неизбежно склоняют меня к такому выбору. Собираюсь написать ему по этому вопросу...
Париж, 27 ноября 1829 г.
«Основы проектируемого Товарищества»
Текст договора «Основы проектируемого Товарищества», в котором, верный своему слову, Ньепс предусматривал участие в предполагаемых прибылях не только Дагерра, но и Леметра.
Между нижеподписавшимися г-ном Жозефом Нисефором Ньепсом, землевладельцем, проживающим в Шалон-на-Соне, департамент Со­ны и Луары, с одной стороны, с г-ном Луи Жаком Манде Дагер­ром – художником, кавалером ордена Почетного легиона и админи­стратором Диорамы, проживающим в Париже в Диораме, с другой; каковые для учреждения Товарищества, которое они предполагают образовать между собою, предварительно изложили следующее:

Г-н Ньепс, желая запечатлять новым способом виды с натуры, не прибегая к помощи рисовальщика, произвел изыскания в этом нап­равлении, результатом чего были многочисленные опыты, подтверж­дающие его открытие. Открытие состоит в самостоятельном воспро­изведении изображений, получаемых в камере-обскуре.
Г-н Дагерр, посвященный им в свое открытие, оценив всю полез­ность его, тем более что оно допускает значительные усовершенст­вования, предлагает г-ну Ньепсу соединиться с ним, чтобы достиг­нуть указанного усовершенствования, и объединиться для извлече­ния всех возможных видов прибыли из новой отрасли промышлен­ности.
Изложив это, означенные лица решили составить следующий пред­варительный договор для основания их Товарищества.

Статья 1. Г-да Ньепс и Дагерр образуют Товарищество, под фир­мой НьепсДагерр, для совместной работы над усовершенство­ванием указанного изобретения, сделанного г-ном Ньепсом и усо­вершенствованного г-ном Дагерром.

Статья 2. Продолжительность существования этого Товарищест­ва – десять лет, считая с 14-го текущего декабря. Оно не может быть ликвидировано до этого срока без взаимного согласия заинте­ресованных сторон; в случае смерти одного из двух членов Товари­щества этот последний будет заменен в названном Товариществе на срок, остающийся до истечения этих десяти лет, его естественным преемником. При этом в случае смерти одного из членов Товарище­ства указанное изобретение может быть опубликовано только под обоими именами, указанными в статье 1.

Статья 3.
Тотчас же после подписания настоящего договора г-н Ньепс должен доверить г-ну Дагерру – под строгой тайной, под­лежащей сохранению под страхом покрытия расходов, убытков и процентов,— основной принцип его открытия и передать ему самые точные и подробно изложенные документы о природе, применении и различных способах приложения относящихся к нему операций, с тем чтобы придать возможно большее единство и быстроту изыс­каниям и опытам, имеющим целью усовершенствование и использо­вание открытия.

Статья 4.
Г-н Дагерр обязуется, под страхом вышесказанных пе­ней, сохранять в строжайшей тайне сообщенные ему основной прин­цип открытия, способ применения и различные способы приложения, а также содействовать настолько, насколько это ему будет возможно, усовершенствованиям, которые будут почтены необходимыми, путем полезного приложения своих знаний и своих талантов.

Статья 5. Г-н Ньепс передает в собственность Товариществу, в ка­честве пая, свое изобретение, представляющее в смысле стоимости половину прибыли, которую оно будет давать, а г-н Дагерр вносит: новую систему камеры-обскуры, свои таланты и свои труды, равно­ценные другой половине вышеуказанной прибыли.

Статья 6. Тотчас же после подписания настоящего договора г-н Дагерр должен доверить г-ну Ньепсу – под строжайшей тайной, подлежащей сохранению под страхом покрытия расходов, убытков и процентов, – принцип, на котором основано вносимое им в каме­ру-обскуру усовершенствование, а также передать ему самые точные данные о природе указанного усовершенствования.

Статья 7. Г-да Ньепс и Дагерр вносят в общую кассу Товарищест­ва в равных долях средства, необходимые для учреждения этого Товарищества...

Статья 13. Улучшения и усовершенствования, внесенные в ука­занное изобретение, а равно усовершенствование камеры-обскуры, поступают и остаются в собственности обоих членов Товарищества, которые в случае достижения поставленной цели заключают между собою окончательный договор на основе настоящего.

Статья 14. Доход членов Товарищества, исчисляемый с чистой прибыли, распределяется поровну между г-ном Ньепсом как изоб­ретателем и г-ном Дагерром за его усовершенствования...

Стороны, заключив предварительное соглашение в том виде, как это изложено, избрали, во исполнение соглашения, местопребыва­нием Товарищества соответственные местожительства сторон.
Настоящее соглашение учинено в двух экземплярах и подписано в Шалон-на-Соне 14 декабря 1829 г.

Следуют подписи:
Ж.-Н. Ньепс,
Дагерр...
Париж, 14 августа 1830 г.
Луи Жак Дагерр — Нисефору Ньепсу
...Я только что с большим удовольствием получил Ваше письмо от 10 этого месяца. Я получил также письмо от 24 июля, но Вы знаете в какой момент. Было совершенно невозможно отвечать Вам. Наши научные письма настолько необычны, что их можно было бы истолковать иначе...*.
Многочисленные опыты привели меня к необ­ходимости проверить анализ всех веществ, дававших мне прибли­зительно одинаковое действие;
я уверился, что главная причина действия заключается в соединении
85 [водорода] и 86 [кислорода], которые всегда имеются в этих веществах
в соединении с 88 [угле­родом]. Потому что, если отнять от этого соединения
85 [водород] или 86 [кислород], действие равно нулю; представляется доказан­ным, что полное разложение происходит только при отношении: один объем 86 на два 85, так же как при увеличении относитель­ного количества этих
90 [газов] действие замедляется; равно все вещества, состоящие из 85, 86 и 88, дадут один результат. Что ка­сается 52 [белого цвета], то он зависит от чистоты 88 [углерода]. Несомненно, что при работе с 46 [светом] главным образом улетучи­вается, при помощи 36 [теплорода], 85 [водорода]. Происходит разло­жение, и 86 [кислород] соединяется с 18 [полированным серебром] и таким образом удерживает 88 [углерод] на 18 [полированном се­ребре]. И действительно, это легко проверить: если осторожно уда­лить 88 [углерод], делается заметным 86 [кислород], который сильнее пристаетк 18 [полирован-ному серебру], так как силой 46 [света] появляется 89 [окись серебра].

Вы видите, милостивый государь, по этим результатам, что 58 [камфора], которой Вы пользовались, не могла повредить, так как она состоит также из 85 [водорода], 86 [кислорода] и довольно чистого 88 [углерода]. Я уже производил ее испытание и не получил никакой заметной разницы; я заметил только, что она ничем не пор­тит вещества, независимо от количества, в котором ее прибавляют, так как всегда нужно доводить его до одного и того же состояния.

Что касается веществ 69 [смолы хвойной], 70 [смолы], 71 [бур­гундского вара], 72 [гудрона], 78 [венецианского скипидара], 84 [ка­нифоли], я выяснил, что для большей чистоты 88 [углерода] необ­ходимо восходить до его источника;
78 [венецианский скипидар], введенный с осторожностью, дал мне наилучший 52 [белый цвет] из когда-либо нами полученных. В настоящий момент ставлю большое число опытов, но еще не могу предвидеть их результатов; в случае какого-либо успеха немедленно Вас извещу. Я делал испытания в 92 [пустоте]
и не заметил особо чувствительной разницы; 36 [теп­лород], который мы добавляем, расширяет окружающий 38 [воздух], что сводится почти к тому же...

* Дагерр намекает на события июльской революции 1830 года. Он опасался, что цифровой шифр, разработанный им с Ньепсом с целью оградить от любопытства сущность их опытов, мог бы при перлюстрации писем навлечь на них подозрение в конспирации и заговоре.
Париж, 12 июля 1833 г.
Луи Жак Дагерр — Исидору Ньепсу
Дорогой друг Исидор!
Очень удручен Вашим несчастьем*.
Добрый г-н Ньепс! Я его лю­бил так же, как если бы он был моим отцом.
Это ужасный удар и для меня; пишу это письмо с глазами, полными слез;
мне не надо описывать Вам скорбь, которую я испытываю. Вы, как предан­ный сын, легко поймете удар, нанесенный мне этой потерей.
Я потерял все мужество в этот момент, в такой момент, когда нам, наоборот, необходимо удвоить усилия, чтобы обессмертить его имя обнародованием его открытия.
Он был бы так счастлив, увидев воочию появление его в свет!
Большое спасибо за выражение Ваших чувств; большое утешение для меня вновь обрести в сыне друга, которого я потерял...

* Нисефор Ньепс скончался 5 июля 1833 года.
Дом в Шалон-на-Соне, в котором жил и умер Нисефор Ньепс.
Париж, 9 мая 1836 г.
Луи Жак Дагерр — Исидору Ньепсу
...Нам нужно будет поработать вместе по крайней мере восемь или десять дней... прежде всего для того, чтобы ознакомить Вас с новым процессом, а также для того, чтобы принять решение о выгоднейшем способе его эксплуатации. Ибо в случае если бы ока­залась возможность изготовлять портреты, нужно было бы дать делу совершенно иное направление и нам более не нужно было бы сним­ков-образцов; тогда следовало бы эксплуатировать его, делая порт­реты. Однако я не смею надеяться, что способ доведен до этой сте­пени быстроты, так как я не производил испытаний в самое благо­приятное время года. Это мы решим вместе; но в таком случае лучше не спешить и подождать каких-либо новых исследований...

Опасайтесь некого нотариуса из Шалона, который переписывается с одним частным лицом, живущим здесь; он сообщил ему кое- какие подробности о нашем способе и говорит, что видел наши снимки в Люксе; вышеуказанная личность из Парижа, изумленная рассказами того и желая видеть снимки самолично, явилась пряме­хонько ко мне и просила их показать. Конечно, я остерегся выпол­нить ее просьбу и прошу Вас, дорогой друг, никогда не уступать такого рода обращениям...

Больше всего меня огорчило, что этот нотариус будто бы говорил, что если изобретение не увидело света, то это произошло якобы вследствие охлаждения, возникшего между г-ном Ньепсом и мною.

Не знаю, что могло подать повод к подобным сказкам; я любил и уважал Вашего отца, как своего собственного, и Вы знаете, что между Вами и мною всегда была самая чистая дружба...

Л.-Ж. Дагерр. Уголок мастерской, художника (1837)
Париж, 28 февраля 1837 г.
Луи Жак Дагерр — Исидору Ньепсу
...Сейчас я в большей или меньшей мере установил все стадии изготовления; только не могу утвердительно высказываться о сте­пени быстроты, потому что никогда не работал по этому способу в благоприятное время года. Снимки, полученные мною в последнее время, требовали не более 7 —10 минут, и я совершенно уверен в том, что другим способом получил бы только слабое изображение за 7 или 10 часов. Из этого можно сделать вывод, что быстрота про­цесса увеличилась в 60 раз.

Несмотря на все это, дорогой друг, начиная работу, я был очень далек от мысли, что самая большая трудность – это выгодная реа­лизация. Не будем обманывать себя; хотя я нашел способ удалять исходное вещество и от него не остается ни следа, состав, остаю­щийся на пластинке и дающий изображение, легко поддается ана­лизу, и я не сомневаюсь, что хороший химик, у которого в руках будет снимок, откроет в несколько месяцев способ его изготовления, что устраняет возможность продавать снимки...

Окончательный договор Ж. Дагерра с И. Ньепсом
от 13 июня 1837 г.


Я, нижеподписавшийся, объявляю настоящим, что г-н Л.-Ж.-М. Да­герр, художник, кавалер Почетного легиона, ознакомил меня со спо­собом, коего он является изобретателем; этот способ имеет целью закреплять изображение, получаемое в камере-обскуре, без его окрас­ки, но с совершенной передачей оттенков, от белого до черного.


Это новое средство обладает преимуществом воспроизводить пред­меты со скоростью, превышающей в 60 или 80 раз ту, с какой действует способ, изобретенный моим отцом, Ж.-Н. Ньепсом и усо­вершенствованный г-ном Дагерром. Для эксплуатации последнего был заключен предварительный договор от 14 декабря 1829 г., сог­ласно коему устанавливается, что указанный способ будет обнародо­ван как «Способ, изобретенный Ж.-Н. Ньепсом и усовершенствован­ный г-ном Л.-Ж.-М. Дагерром».

Одновременно со сделанным мне сообщением г-н Дагерр выражает согласие передать Товариществу, образованному на основании выше­указанного предварительного договора, новый способ, коего он явля­ется изобретателем и который он усовершенствовал, под условием, что новый способ будет носить имя одного Дагерра, но что он может быть опубликован не иначе, как одновременно с первым способом, так, чтобы имя Ж.-Н. Ньепса всегда должным образом фигуриро­вало в этом изобретении.

Настоящим договором подтверждается, что все статьи и основания предварительного договора от 14 декабря 1829 г. остаются незыб­лемыми.
Согласно этим новым соглашениям, состоявшимся между г-дами Дагерром и Ис. Ньепсом и образующим окончательный договор... указанные члены Товарищества, решив обнародовать различные свои способы, избрали способ обнародования по подписке. Объявление об этой подписке последует через газеты...
Подписка будет проведена на самых выгодных условиях; процес­сы могут быть опубликованы не ранее, чем число подписчиков дой­дет до ста; в противном случае члены Товарищества обратятся к дру­гим способам обнародования изобретения...
Изготовлено в двух экземплярах и подписано 13 июня 1837 г. на квартире г-на Дагерра.
Следуют подписи:
Ис. Ньепс, Дагерр
Париж, 28 апреля 1838 г.
Луи Жак Дагерр — Исидору Ньепсу
Сознаюсь, что если меня еще подбадри­вает что-либо, то это честь открытия, которое, несмотря на трудность его эксплуатации, все же будет одним из самых прекрасных завое­ваний века...

Я окрестил мой процесс так: Дагерротип
...Что касается продажи процесса в Англию или Германию, то это мне кажется очень трудным. Лишь я один могу его демонстрировать или же нужно будет потратить по крайней мере три месяца, чтобы посвятить некоторых людей во все привходящие обстоятельства и разъяснить все вопросы, с которыми неминуемо обратятся к демонст­ратору. Должен признаться, что мне будет очень тяжело решиться отдать в чужие руки дело, на которое я затратил столько труда, потому что, оказавшись за границей, эти лица могли бы злоупотре­бить этим...
Что касается портретов, то я Вам уже писал, что на основании моих опытов я был уверен в возможности их изготовления; говорю это только для того, чтобы констатировать эту возможность, так как не нужно думать, что лица, даже производящие снимки очень хо­рошо, смогут снимать и портреты. Это требует большой тщатель­ности и особенно большого навыка. Но для меня главное состоит в том, чтобы доказать самую возможность этого, и нет сомнения в том, что это помогло бы подписке.

Я полагаю, что, принимая все это во внимание, лучше всего было бы найти такое лицо или такое общество, которые взяли бы на себя риск и принялись за эксплуатацию нашего изобретения вместо нас. Тогда я отдам столько времени, сколько понадобится для того, чтобы ввести этих лиц в курс дела и сообщить им все необходимые для процесса навыки...
На основании этого я думаю... что прежде всего нужны хорошие снимки. Поэтому, дорогой Исидор, займитесь лучше подысканием лица или общества, которое избавило бы нас от хлопот. В Париже, право же, слишком пресыщены разными подписками даже на самые выгодные дела, и все прекрасно представляют себе, что тайна при подписке не может быть обеспечена.

Дорогой друг, я очень огорчен теми затруднениями, которые при­носят Вам эти задержки; что касается меня, то я меньше чем, когда- либо рассчитываю на материальные выгоды. Все те лица, с кото­рыми я советовался, говорят одно и то же, что они не видят воз­можности извлечь выгоду.
Париж, 2 января 1839 г.
Луи Жак Дагерр — Исидору Ньепсу
...Наконец-то я повидал г-на Араго; он восхищен открытием и, судя по вопросам, с которыми он ко мне обращался, он считает его не менее интересным и с научной точки зрения; ему было бы неприятно, если бы этот способ пошел по подписке; можно сказать, наверняка, как я мог убедиться и сам с тех пор, как показываю кое-кому свои снимки, что подписка не имела бы успеха. Все гово­рят: «великолепно; но так как это не может оставаться в тайне, мы узнаем об этом попозже, и это не будет стоить нам тысячу фран­ков» ...

Всецело одобряю мысль г-на Араго, которая заключается в том, чтобы устроить покупку этого открытия правительством; он берет на себя сделать соответствующие шаги в Палате.

Я уже видел­ся с несколькими депутатами, которые держатся того же мнения и поддержат его. Этот способ, как мне представляется, имеет больше шансов на успех. Я полагаю, таким образом, дорогой друг, что это наилучшее решение, и все внушает мне надежду, что нам не при­дется раскаиваться. Для начала г-н Араго должен говорить об этом в ближайший понедельник в Академии наук и должен направить ко мне ряд депутатов, чтобы они оказались благоприятно настроен­ными...

Я полагаю, дорогой друг, что в Вашем присутствии здесь в настоя­щий момент необходимости нет. Напишите мне, что Вы обо всем этом думаете...
Париж, 12 апреля 1839 г.
Исидор Ньепс — Френсису Бауеру
Милостивый государь!
Прибыв недавно в Париж, я ознакомился с докладом г-на Араго, в котором он сообщает Институту о благожелательных шагах, пред­принятых Вами
в интересах открытия моего отца.

С живейшей признательностью я свидетельствую Вам за это, ми­лостивый государь, мою глубокую благодарность. Никто не мог луч­ше Вас оценить эрудицию и скромность моего отца; никто, уверяю Вас, не оставил в его сердце более любезных воспоминаний... Откры­тие моего отца в ту пору, как Вы его видели, не достигло желаемой им степени совершенства; после своего возвращения во Францию он вновь взялся за научные труды и через год опытов добился большей быстроты действия, большей резкости изображения, даваемого каме­рой-обскурой; вещество, которым он тогда пользовался, было также чувствительнее к световой жидкости; одним словом, при этом со­стоянии открытия наука и искусство могли бы с выгодой восполь­зоваться им.

Между тем г-н Дагерр, услышав о работах моего отца, написал ему, чтобы удостовериться в том, что они действительно имеют место. Отсюда возникли отношения, которые имели результатом договор о Товариществе между моим отцом и г-ном Дагерром; последний внес в Товарищество усовершенствованную камеру-обскуру и свои таланты; мой отец внес свое изобретение...
Это Товарищество было организовано 14 декабря 1829 г. Следствием явились кое-какие улуч­шения, как в отношении быстроты, так и в отношении чистоты ли­ний и нежности теней. В таком положении находилось дело, когда смерть поразила моего отца и внезапно похитила его у нас 5 июля 1833 г. Товарищество продолжало существовать между г-ном Дагер­ром и мной.

Г-н Дагерр нашел вещество, более чувствительное к свету, чем все, которыми мы пользовались до того дня, и потребо­вал раньше, чем его мне сообщить, чтобы этот способ носил его имя — Дагерротип.


Вы понимаете, милостивый государь,
как меня должно было возмутить такое требование!..

Впредь имя моего отца, единственного, истинного автора такого прекрасного изобретения, должно было потонуть в лучах имени человека, которому он дове­рил тайну! Я тщетно сопротивлялся, но, чтобы не терять плода трудов моего отца, я, дрожа, согласился на жертву, которой домо­галось честолюбие. Способ был предан гласности под именем Дагерра, а имя моего отца оставалось неизвестным; или если оно когда-либо срывается с уст моего компаньона, то только для того, чтобы лучше подчеркнуть превосходство его способа и уничтожить славу первого изобретателя.

Но провидение, коего справедливость нельзя забывать надолго, послало нам Вашего соотечественника г-на Талбота; поднялся вопрос о приоритете, нужно было отвечать на него; имя моего отца должно было защитить Дагерра; стало неизбежно вывести его из того забвения, в которое оно было погружено; его работы тянулись на протяжении двадцати пяти лет, пришлось это установить; су­ществовал договор о Товариществе, пришлось его предать гласности, пришлось, наконец, выявить, кто был единственный, истинный автор открытия, возбудившего всеобщее восхищение; имя моего отца вос­сияло, словно солнце из густого тумана.
С этого момента я был счастлив, я был удовлетворен; моя цель была достигнута, и я от глубины сердца благодарил г-на Талбота, который и не подозревал о важной услуге, которую он мне оказал...

Я не имею намерения, милостивый государь, преуменьшать честь, приличествующую г-ну Дагерру; я далек от мысли вредить его талантам.
Он внес в изобретение моего отца громадное усовершенст­вование как в отношении быстроты, так и в отношении тонкости полутеней и чистоты линий; это принадлежит ему, но это не изобре­тение, как он заявляет; в получаемом действии может быть только один исходный принцип; этот принцип можно видоизменять, но все эти видоизменения не стоили бы ничего без самого принципа. Впро­чем, я нахожусь с Дагерром в наилучших отношениях и избегаю всего, что могло бы оскорбить его самолюбие; достаточно сказать Вам, милостивый государь, что я хотел бы, чтобы это письмо ос­талось, по крайней мере в настоящий момент, конфиденциальным.

Правительство собирается купить наше изобретение, но, наверное, не даст за него столько, сколько оно стоит. А между тем, от этого зависит все мое будущее. Я владел прекрасным состоянием, но оно почти исчезло на моих глазах, чтобы покрыть громадные из­держки, сделанные моим дядей и отцом; издержки, имевшие целью исключительно какое-нибудь открытие, полезное обществу... Прошу Вас принять уверения в том счастье, которое я испытываю от беседы с Вами, и в самых отличных чувствах, с которыми я имею честь быть,

Милостивый государь,
Вашим нижайшим слугой
Исидор Ньепс...
Как все начиналось... в этих текстах все!
Тут история, любовь, интриги и детективная линия, коммерческие надежды и авторская ревность... В общем, как в хорошей фотографии конфликт присутствует. Конечно, как без этого, когда понимаешь, что создаешь изобретение мирового значения – волнение зашкаливает. Но, самое главное, герои этой великой истории проявили величайшую жертвенность и искренность, выдержав нежнейшее отношение к друг к другу.
Василий Прудников
директор РУСС ПРЕСС ФОТО
Прочитанные вами документы, освещающие главным образом дея­тельность
и взаимоотношения Нисефора Ньепса и Жака Дагерра, можно разделить на следующие группы: 1) письма Нисефора Ньеп­са к своему брату Клоду, характеризующие состояние работ Нисефора (до ноября 1827 г.); 2) переписка Нисефора Ньепса с Дагерром (до июня 1833 г.); 3) переписка Дагерра с Исидором Ньепсом, освещающая заключительную стадию опытов, начатых
в содружестве с отцом последнего Нисефором Ньепсом (до января 1839 г.).

Из писем как Ньепса, так и Дагерра, хорошо видно, что физико­химическая сущность проводимых опытов была для обоих в полном тумане
(см. в особенности письмо Дагерра от 6 июня 1833 года). И тем не менее они «ощупью» подходили к желаемому резуль­тату – возможности получать светописное изображение.

Еще 24 ноября 1829 г. Нисефор Ньепс сформулировал «основной принцип» своего открытия так, как он ему представлялся:

«Открытие, которое я сделал и которое обозначаю названием «гелиография», состоит в том, чтобы воспроизводить самостоятельно, действием света, изображения, получаемые в камере-обскуре,
со все­ми градациями теней, от черного до белого.


Основной принцип этого открытия. Свет как в неразложенном, так и в разложенном состоянии действует на тела химически. Он погло­щается, соединяется с ними и сообщает им новые свойства. Так, он увеличивает естественную плотность некоторых из этих тел; он делает их даже более твердыми и более или менее нерастворимыми соответственно продолжительности или интенсивности его действия. Таков, в нескольких словах, принцип открытия...»

Привлеченный в это же время к совместной работе Жак Дагерр усердно занимался усовершенствованием открытия Нисефора Ньеп­са, причем продолжал свои опыты и после его смерти. Так как Исидор Ньепс, наследник и формальный продолжатель дела своего отца, ничего не понимал в нем и не принес ему никакой пользы, следует сказать, что работал Дагерр практически один.
Дагерр же, нашел и определил в действии ртути совершенно новый дагерровскийпринцип усиления скрытого изображения осажде­нием на него металла – принцип проявления. Без открытия этого принципа мы никогда не имели бы фотографии в ее современной силе и мощи. И это открытие сделано Дагерром и никем другим...»

Поэтому вполне закономерен вывод – дагерротипия действительно является делом ума и рук Луи Жака Дагерра.

Что же касается третьего, одно­временно с ними занимавшегося проблемой «фотографического рисования» – Фокса Талбота, подлинного ученого в противопо­ложность двум изобретателям-дилетантам, то и он, несомненно, тоже должен быть назван первооткрывателем: он шел самостоятель­ным путем, разработав в конце концов принцип современного нега­тивно-позитивного процесса.

Таким образом, у истоков фотографии, завершивших длительный период неудачных, но с исторической точки зрения значительных
по­пыток получить светописное изображение,
стоят три первооткрыва­теля :


НИСЕФОР НЬЕПС, ЛУИ ЖАК ДАГЕРР, ГЕНРИ ФОКС ТАЛЬБОТ.
More products
Подготовлено:
Институт Фотографии ИПЛФ-РУСС ПРЕСС ФОТО
www.mipap.ru
При подготовке статьи, использованы источники: К.В. Чибисов "Очерки по истории фотографии"; данные с портала http://printservice.pro
и собственные соображения (Вас.Прудников) :).
Made on
Tilda